Такая длинная жизнь

60 графических работ и 25 каллиграфических полотен столичного художника Евгения Добровинского впервые были представлены в Тольятти

Но Музей актуального реализма познакомил нас с этим ироничным, вдумчивым, ярким человеком и художником не только через его произведения.

В момент «недумания»

Когда Добровинский берет кисть, чтобы оставить на листе некий каллиграфический росчерк черного на белом, его рука рассчитывает траекторию сама. Это тот самый блаженный момент «недумания», когда такой неклассический след душевного полета над бумажным пространством оставляет эмоцию, ритмы, беззвучные голоса на память. Этот красивый момент Евгений Максович показал нам на встрече в Музее актуального реализма. Чудо от Добровинского начиналось прямо на наших глазах: готовились к работе кисти, смешивались краски, первые неробкие капли смело и вольно падали на ватман.

На самом деле этот известный столичный художник учит своих студентов и классике каллиграфического жанра. Та, совершенно другая каллиграфия, живет по самым строгим законам и требует непрестанного тренинга и многих знаний, которые он сам накопил за годы большого труда.

«Такая длинная жизнь», – замечает Евгений Максович и весело и просто говорит о сложном. Может быть, в силу своего яркого и солнечного характера южанина, а может, потому, что главное дело его жизни – плакат, всегда требует от него главного: коротко и доходчиво сказать о сложном.

Человек из Крыма

– Каждый плакат для меня – это такое приключение, – рассказывает художник. – В каждом есть какая-то метафора. И тогда это уже не просто картинка, а вполне аргументированная вещь, в которой все ее части можно объяснить. Я могу о каждом плакате рассказать целую историю. И эти истории будут очень разными. Но не потому, что я так их придумаю, а потому что так они рождались.

– Я – человек из Крыма. Закончил там школу. И вроде бы закончил хорошо. Но мне было все равно. Потому что я очень хотел смыться из Симферополя в Москву. И мне в мои 17 лет было все равно, кем быть. Я поступил в Московский неф-техимический институт. Все кричали: «Как хорошо, будешь добывать нефть, станешь миллионером». А я проучился там два года и попал в компанию людей, занимающихся искусством.

Мой двоюродный брат работал в журнале «Декоративное искусство», который тогда был центром искусства неофициального. Художники, которые не хотели заниматься соцреализмом, шли в декоративное, и печатались в этом издании. Имена их стали очень известными, правда, гораздо позже. Общаясь с этими людьми, я решил, что учусь не там, где надо. И бросил нефтехимический, пошел на три года в армию. И только после службы поступил в полиграфический институт.

Я единственный раз в жизни видел слезы отца. Он заплакал, когда я сообщил ему, что ушел из нефтяников. Но внутри меня уже в тот момент была полная уверенность, что я все делаю правильно. И я доказал это, когда спустя годы приехал домой с медалью и дипломом гран-при одной из ведущих мировых выставок. Тогда отец меня простил и согласился с этим решением.

В отца

Почему молодой человек из Крыма выбрал плакат? Потому что Добровинский называет плакатное высказывание некой квинт-эссенцией, вызовом художнику, который должен придумать и решить, как сказать кратко и точно о многом.

«Плакатное искусство, – утверждает Евгений Максович, – это изобретательство. Папа работал на стекольном заводе, был обычным инженером. Но все время что-то изобретал. Очевидно, что это качество мне передалось от него. Передалось отношение к тому, что есть, с сомнением. И еще уверенность в том, что можно сделать что-то лучше и совершенно неведомым доселе способом. Плакат – это как раз вызов такого рода. Работа над ним – очень деятельный процесс, который в конце концов выжимает лишнее и превращается в очень емкий знак».

Работал как зверь

Но поступая после армии в полиграфический, Евгений обо всем этом еще почти ничего не знал. Хотя, как выяснилось позднее, приняли его после экзамена по плакату. «Рисунок у тебя, парень, – дрянь, натюрморт – тоже. По ним сразу видно, что рисованию ты нигде не учился. А вот плакат твой хорош», – сказал ему после экзаменов заведующий кафедрой.

– Вообще-то я поступал в полиграфический по той простой причине, что не мог поступить ни в Строгановский, ни в Суриковский институты. Ни в один из таких художественных храмов. Ведь рисованию я и правда нигде не учился. Так вышло, – рассказал автор. – Но в полиграфическом все было немного проще. Наш факультетик в полиграфическом был маленьким, на нем было вольно. К тому же там еще были осколки знаменитого ВХУТЕМАСа (учебные заведения, созданные в Москве, Петрограде и других российских городах с 1918 года путем объединения свободных художественных мастерских. – Прим. ред.). И Моисей Хазанов, который еще преподавал при мне нашим студентам в свои 70, начинал как раз во ВХУТЕМАСе. Я был самым старшим на курсе. Пришел учиться, повидав много чего, и совсем не был таким восторженным студентом, хотя работал как зверь.

Мойте фрукты…

Плакат, который стал его личным пропуском в институт, а значит, и в любимую профессию, он запомнил навсегда. Абитуре предложили несколько тем на выбор. На доске – варианты: «Не стой под грузом», «Не переходи на красный свет», «Мойте фрукты перед едой». Евгений улыбнулся и выбрал третью. Придумал очень хороший плакат.

– Мне и сейчас за него не стыдно, – говорит титулованный плакатист и рассказывает сюжет своего произведения. – Стоит Адам, рядом – Ева. С яблоком. А Адам – с леечкой. Внизу написано: «Мойте фрукты». Это было точно, и у меня получилась добрая, не злая усмешка.

Без сложносочиненных

Добровинский с точностью на 99% может отличить плакат, в котором художник халтурил, от того, где он творил: «И вот по какому критерию. Часто люди делают очень эффектные листы, которые никакого отношения к сути спектакля или события не имеют». Бывает. Но плакаты Добровинского – совсем другого рода, другого племени. Как это у него выходит?

А вот как: «Сценарий прочитан. Я обязательно разговариваю с режиссером, потому что очень важно (помимо сценария) одной простой фразой сказать мне, о чем он будет ставить спектакль. Желательно даже без сложносочиненных предложений. Ну просто: спектакль про то или это. В своем театре я обычно хожу и на актерские читки, и на распределение ролей, и на репетиции. И это, конечно, очень тяжело, зато я уверен в результате. И у меня, кстати, довольно много случаев, когда я говорю: «У меня не получается. Ну не въезжаю я». И отказываюсь от работы. Это не каждый может себе позволить. Но я могу, потому что работы у меня всегда много».

Нецифровой маэстро

Вопреки всем современным изменениям в полиграфии, Евгений Добровинский с компьютером – на вы. Он и увидел-то его в 40 лет, когда работал в Израиле. 

– Я цифру использую минимально, – признается Евгений Максович. – Хотя иногда для плаката нужны какие-то сложные компьютерные вещи. Но у меня же есть огромное число учеников. Я просто поднимаю трубку, звоню молодому художнику, и он делает все это за 15 минут. А я бы сидел над той же задачкой неделями. Мы вместе, под пиво, добиваемся нужного результата быстро. И нам хорошо.

Ангелочки с серпом и молотом

Добровинский служит театру, но не занимается сценографией. Он отвечает за стиль. Например, для Школы современной пьесы Райхельгауза он за один день сочинил логотип с двумя ангелочками с серпом и молотом в руках. Просто потому, что в первый свой визит в новое здание, которое получил для театра Иосиф, подсмотрел в бывшем советском учреждении старинную лепнину с крылышками. Гипсовые ангелы выглядывали из-за вполне себе серпомолотной агитационной жизни в новые времена театра.

Но основное место его служения – театр «Эрмитаж».

– Я с ним сотрудничаю 30 лет. Такие цифры безумные! – улыбается мастер. – У нас с Левитиным очень разное отношение к искусству. И это очень трудно, но интересно. Потому что он меня терпит. А я работаю с плакатами очень жестко. И если я уверен, что сделал хорошую работу, меня почти невозможно переубедить и попросить сделать другую.

Одна из самых ярких работ Евгения Добровинского в «Эрмитаже» – запоминающийся плакат к спектаклю «Меня нет дома» по Даниилу Хармсу. На блекло-желтом фоне – ворона. В цилиндре и с ключом на носу. Ну как пройти мимо такого шедевра?

Работы Добровинского запоминаются сразу, поскольку всегда и обязательно цепляют и предчувствием постановки, и особенным, интеллектуальным юмором самого маэстро, и той самой метафорой, к которой он стремится. Теперь в тольяттинском Музее актуального реализма прибавилось и его метафор, и его каллиграфических листов. И в том числе созданных на наших глазах.

Марта Тонова

Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.